Еще бы! Я тоже желал себе этого и вовсе не испытывал той уверенности, о которой, говорил адмирал. Но атмосфера была так заряжена отсутствием веры, что я решил отказаться от идеи подливать еще масла в огонь. Я соорудил на своем лице улыбку, полную уверенности в самом себе, и повел Макдональда в машинное отделение.

 Ночь со среды на четверг: от 22 ч. 40 мин.— до 2 ч. утра

Их прибыло трое — наших убийц. Не в полночь, как мы ожидали, а в двадцать два часа сорок минут. Если бы они явились на пять минут раньше, то наверняка реализовали бы свои намерения, поскольку в это время мы еще стояли у пирса. И виноват в этом был бы только я, ибо это именно я, после того как мы отнесли в комиссариат тело Ханслета, настоял на том, чтобы нанести визит единственному в Торбэе аптекарю. При этом мне обязательно нужно было иметь при себе Макдональда, так как аптекарь ни за что не хотел совершить маленькое мошенничество. Макдональд тоже не пришел в восторг от моей идеи, так что мне пришлось потратить по крайней мере пять минут на уговоры, угрозы и прочее, чтобы наконец получить от аптекаря маленькую скляночку с зеленой наклейкой и надписью: «Таблетки». К счастью, ветер дул мне в спину, и я успел явиться на «Файркрэст» ровно в двадцать два часа тридцать минут.

На атлантическом побережье Шотландии не бывает бабьего лета, и эта ночь не была исключением. Дул холодный ветер, море было покрыто густой мглой, видимости — никакой. Мне пришлось включить прожектор на крыше рубки, как только мы отчалили от пристани. Надеясь только на компас, я мог просто не заметить узкого прохода между Торбэем и островом Гарве или рисковал налететь на одно из многочисленных мелких суденышек, стоящих на якоре в этом проходе. Тем более что сигнальные огни в этой полной мгле были совершенно невидимы.

Прожектор был расположен в передней части рубки. Я направил его луч как можно ниже и обшарил море широкой дугой до сорока градусов с каждой стороны «Файркрэста». И тут же обнаружил первую весельную лодку на расстоянии пятидесяти метров от нашего левого борта. Весла в уключинах были обернуты белым полотном, что, естественно, смягчало звук. Фигура того, кто был на веслах, напоминала мне Квинна. Другой сидел лицом ко мне, на нем был непромокаемый плащ и берет, а в руке он держал автомат. И хотя на таком расстоянии трудно было определить точно, но мне показалось, что это немецкий «шмайссер». Скорее всего, это был Жак, крупный специалист в этих делах. Рядом с ним я заметил третью фигуру с каким-то коротким оружием в руке, которое угадывалось по слабому металлическому блеску. Итак, господа Квинн, Жак и Крамер явились, чтобы засвидетельствовать свое уважение адмиралу, как и предупреждала Шарлотта, только что намного раньше...

Шарлотта стояла справа от меня в рубке с момента поднятия якоря. Все время нашего пребывания в порту она провела в запертой на ключ каюте с погашенным светом. Слева от меня наслаждался чистым ночным воздухом дядюшка Артур, покуривая одну из своих любимых сигар. Я взял электрический фонарик и одновременно пощупал свой правый карман, чтобы убедиться в наличии «лилипута».

— Откройте дверь рубки, закрепите ее снаружи и отойдите в сторону,— велел я Шарлотте.—- Адмирал, возьмите штурвал,— повернулся я к дядюшке Артуру.— Когда я дам команду, резко поверните его влево, а потом так же резко вернетесь на прежний курс.

В полном молчании они выполнили мои команды. Я услышал легкий щелчок крючка, закрепившего дверь рубки снаружи. В этот момент наша скорость не превышала трех узлов в час. Лодка с гостями уже находилась не больше чем в двадцати пяти метрах. Двое, сидевшие лицом к нам, закрыли глаза руками, заслоняясь от нашего прожектора. Квинн перестал грести. Если наша посудина будет продолжать идти тем же курсом и с той же скоростью, мы пройдем в трех метрах от них.

Я увидел, как Жак прицелился в наш прожектор, и перевел рычаг управления на максимальную скорость. Мотор взревел, и «Файркрэст» резко рванулся вперед.

— Полный налево! — крикнул я.

Дядюшка Артур резко повернул штурвал, вода под нами закипела, и «Файркрэст» повернул вправо. Автомат с глушителем в руках у Жака бесшумно плюнул огнем, пули засвистели вокруг алюминиевой мачты, не задев ни прожектор, ни саму, рубку. Квинн понял, что я намереваюсь сделать, и резко опустил весла в воду, но было уже поздно.

— Взять прежний курс! — крикнул я и, переведя рычаг на нормальный режим работы мотора, выскочил через открытую дверь на палубу.

«Файркрэст» врезался в лодку в том месте, где сидел Жак, и разнес в щепки нос. Сама лодка перевернулась, а трое ее пассажиров оказались в воде. Остатки лодки и две барахтающиеся фигуры медленно двигались со стороны правого борта. Я осветил фонариком ближайшую фигуру, это оказался Жак, держащий инстинктивно свой автомат над головой, хотя он и так был уже мокрым. Я соединил ладони, держа дуло «лилипута» параллельно фонарику, и дважды выстрелил. В том месте, где только что было лицо Жака, расцвел алый цветок, а сам он быстро исчез под водой, как будто втянутый акулой. Автомат последовал за ним. Я не ошибся — это был «шмайссер»...

Я обшарил лучом фонарика поверхность моря и обнаружил еще одну фигуру. Но это был не Квинн. Он, видимо, укрылся за остатками лодки или нырнул под «Файркрэст». Я пару раз выстрелил в этого третьего, он закричал, но крик тут же сменился бульканьем. Наконец все утихло, и я услышал, как рвет рядом со мной Шарлотту Скаурас. Но у меня не было времени успокаивать впечатлительную даму. И вообще... что она делала на палубе?!

У меня действительно были дела поважнее. Например, необходимо было удержать сэра Артура от попытки разрезать надвое старый пирс в Торбэе, поскольку это наверняка не было бы встречено с пониманием местными жителями. Представление адмиралов о нулевой позиции штурвала, видимо, сильно отличалось от такового у простых смертных, поскольку наше судно под мудрым водительством дядюшки Артура успело развернуться на двести семьдесят градусов. Дядюшка, несомненно, был бы великолепен за штурвалом финикийской галеры, специализированной на разрезании пополам вражеского судна, но посреди Торбэйской гавани он не очень-то справлялся.

Я влетел в рубку, дал «полный назад» и развернул штурвал влево, .после чего мне пришлось снова нестись на палубу, чтобы буквально в последнюю минуту втащить Шарлотту в рубку, пока она не лишилась головы при столкновении с обросшим водорослями столбом в начале пирса. Трудно сказать, чиркнули ли мы бортом о пристань или нет, но на облепивших ее крабов страху навели несомненно.

Вместе с Шарлоттой я снова вернулся в рубку, задыхаясь от этих прыжков на палубу и обратно. Такая жизнь любого лишила бы сил.

— При всем моем уважении к вам, адмирал, позвольте вас все-таки спросить, что, черт побери, вы пробуете сделать?

— Я? А что случилось?

Адмирал был испуган, как разбуженный в январе медведь,

Я поставил на «медленно вперед» и по компасу направил судно в том направлении, в каком мы шли до встречи с нашими друзьями, то есть на север.

— Придерживайтесь, пожалуйста, этого курса, сэр,— сказал я адмиралу.— Я пока проверю еще раз море.

Передав штурвал дядюшке Артуру, я включил прожектор. На черных водах не было и следа лодки. Мне казалось, что ночная битва должна была разбудить всех жителей Торбэя — револьверные выстрелы далеко разносятся по воде. Однако никто не подавал признаков жизни. Никакого движения! Ни одного зажженного огня! Можно было предположить, что уровень джина в бутылках был в эту ночь ниже обычного.

Я глянул на компас. Воистину берег притягивал дядюшку Артура, как пчелу притягивает цветок или магнит железные опилки. Мы снова шли к берегу! Я отобрал у него штурвал деликатно, но решительно.

— Вы чуть не вмазались в пристань, сэр,— сказал я.

— Мне тоже так показалось,— дядюшка вынул платок и протер монокль.— Проклятый монокль не ко времени запотел. Надеюсь, вы только что на палубе стреляли не для того, чтобы кого-то попугать?